...Полковника подняли на дыбу и тут
же сбросили вниз, выбив руки из плечевых
суставов. Врач быстро вправил их, и
допрашиваемого подвесили к перекладине,
привязав к ногам бревно. Полковник терпел и
отказывался давать показания. Тогда генерал
Ушаков приказал начать порку. В несколько секунд
кнут превратил спину в кровавое месиво, и после
пятнадцатого удара полковник и главный
архитектор Санкт-Петербурга Петр Михайлович
Еропкин начал давать показания на князя
Волынского...
В 1716 году Петр I повелел отобрать
двадцать молодых людей для обучения в Европе.
Среди двух десятков «студентов» оказался и
27-летний Петр Еропкин - дворянин из древнего, но
обедневшего рода.
Император долго присматривался к
каждому ученику и, исходя из своих наблюдений,
отправлял кого в Амстердам на верфи, кого в
Англию для изучения военного дела. Троих он
отправил в Рим. Они должны были освоить
архитектуру, философию и итальянский язык. Так
тезка российского самодержца оказался в Вечном
городе, где почти четыре года под чутким
присмотром знаменитого итальянского
архитектора Чиприани изучал архитектуру.
Молодые русские объездили почти весь
Аппенинский полуостров, надолго останавливаясь
в Венеции, Флоренции, Ливорно и Риме. Там Еропкина
поразило не столько великолепие дворцов дожей,
Колизея и Сената, сколько четкая организация
городского пространства. Если Москва и другие
города России застраивались хаотично, как Бог,
царь и обстоятельства положат, то крупные города
Италии словно «вычеркивались» на земле. Площади,
парки и жилые кварталы складывались в единое
завершенное целое. Позже, вернувшись в Россию,
Петр Михайлович Еропкин максимально использовал
итальянский архитектурный и градостроительный
опыт в создании Генерального плана
Санкт-Петербурга. Риму и Флоренции обязан город
на Неве своими Сенной, Сенатской и Дворцовой
площадями.
Чиприани был доволен учениками и
особенно Петром. Итальянский язык дался
последнему легко. Он быстро прочитал труды
Палладио и Виньолы, и наставнику с трудом удалось
оторвать его от «не архитектурных» Макиавелли,
Данте и Юста Липсия.
В 1719 году Петр Еропкин, вдохновленный
итальянской античной и современной
архитектурой, послал императору свою первую
работу - проект храма для строительства в
Петербурге. Проект не был завершен, представляя
собой лишь отлично выполненные китайской тушью
чертеж и рисунок фасада. Еропкин отправил в
Россию также «отчет о проделанной работе» в
подтверждение того, что император не ошибся,
снарядив его в далекую Италию.
Еропкин и его товарищи проучились у
Чиприани четыре года и стали первыми русскими,
получившими профессиональное архитектурное
образование. Они покинули Италию и морем
добрались до Амстердама.
Перед их отъездом из России Петр I
пояснил, чего ждет от будущих архитекторов. Он
рассчитывал с их помощью возвести в устье Невы
город своей мечты - город-близнец его любимого
Амстердама, но более мощный, более красивый.
Учитывая крайнее неудобство выбранного им для
новой столицы Империи места, Петр повелел
Еропкину с однокашниками особое внимание
уделять технологии строительства домов и
дворцов на сваях и на воде. Изучая подобную
«неудобную» архитектуру, они провели более года
в Венеции, теперь же должны были вплотную
познакомиться с городом «тысячи каналов».
Столица Голландии интересовала русских и с точки
зрения развитой торговой инфраструктуры, ведь
Петербургу предстояло сделаться центром
российской морской торговли - «фасадой
экономической мощи страны», как любил говаривать
Петр. Поэтому архитекторы тщательно обследовали
застройку Амстердама, провели технические
замеры каналов.
Закончив вояж по Голландии, Еропкин в
1724 году вернулся в Россию. Император высоко
оценил его успехи и пожаловал Петру Михайловичу
звание «подполковника и архитектора», а спустя
год - полковника. Петр I поручил ему выполнить
проекты Александро-Невского монастыря в
Петербурге и Преображенского дворца в ближнем
пригороде Москвы, самое же главное - Генеральный
план Санкт-Петербурга. До монастыря и дворца дело
не дошло, а вот Генеральный план Еропкин
проработал от начала до конца. Сегодняшний
исторический центр Петербурга целиком и
полностью соответствует еропкинскому плану:
прямые проспекты-лучи, четко разделяющие
кварталы и районы; объединяющие пространство
площади; закрытая застройка набережных,
перемежающаяся открытыми на реку проспектами;
мостовое сообщение между берегами; перенос
центра города с Васильевского острова на левый
берег; наконец, знаменитый фонтан перед
Адмиралтейством... Не был претворен в жизнь
только грандиозный проект создания на левом
берегу Невы «Новой Голландии» - зеркального
отражения Амстердама. К строительству
приступили при жизни мастера - вырыли часть
каналов, начали соединять их между собой,
подготовили сваи для домов, но после 1740 года
работы прекратились навсегда.
По смерти Петра I Еропкин стал первым
Главным архитектором Санкт-Петербурга. Его
карьера стремительно пошла в гору, будущее
выглядело более чем радужным. На сестре Петра
Михайловича женился один из самых влиятельных
людей в государстве - кабинет-министр,
обер-егермейстер двора Артемий Волынский. В
свободное время Петр Михайлович переводил
Макиавелли и Юста Липсия. Эти переводы были
популярны в кругу друзей и знакомых Еропкина,
особенно ценил их высокопоставленный
родственник - Волынский. В доме кабинет-министра
собиралась пестрая компания: личный врач
императрицы Анны Иоанновны Лесток, советник
Иностранной коллегии Де ля Судэ, граф
Мусин-Пушкин, писатель и сенатор А. Д. Кантемир,
член кабинета Эйхлер, сам Еропкин и два его
близких приятеля - инженер и изобретатель А.
Хрущов и ученый-гидрограф, составитель первой
карты побережья Каспийского моря Федор Соймонов.
Обсуждали все - от европейских войн до
мореплавания и, конечно же, внутрироссийские
дела.
А. П. Волынский жаждал власти. Обладая
лисьей изворотливостью, хитростью и богатым
опытом в придворных делах, он «пересидел» многих
сильных мира сего - Петра I, Екатерину I, Петра II.
Чтобы пробить себе дорогу в кресло
кабинет-министра, Волынский активно поддерживал
Бирона во всех его начинаниях - по крайней мере до
тех пор, пока был лично в этом заинтересован.
Ряд российских историков считают А. П.
Волынского чуть ли не мучеником во имя
державности и патриотизма, борцом с «немецким
засильем», организатором «новой русской партии».
Между тем с Бироном он разругался лишь в 1739 году.
Волынскому казалось, что тот слишком
контролирует императрицу: имеет единоличное
право на личный доклад государыне, вовсю
потакает ее страсти к охоте, пирам, розыгрышам.
Важным направлением его борьбы за место под
солнцем и стало противостояние недавнему
союзнику Бирону. На одном из заседаний кабинета
министров обсуждался вопрос о денежной
компенсации Польше за постой русских войск на ее
территории. Бирон выступил за компенсацию,
Волынский с праведным гневом во взоре ринулся
отстаивать интересы страны: «Вы немец, а потому
безразлична вам Родина наша!» Бирон, не будучи
силен в русской словесности, от ответа
воздержался, но выводы сделал. Артемий Петрович
же расценил молчание немца как сигнал к атаке. Он
обратился к Петру Михайловичу Еропкину с
просьбой написать «нечто сатирическое и
изобличающее иноземцев». Так появилось
«Генеральное рассуждение о поправлении
внутренних государственных дел». Еропкин,
обладавший блестящим стилем, создал настоящий
шедевр. Чередуя тонкую иронию с жесткой сатирой
на «немецких» управленцев империи - от конюха до
министра, к месту цитируя Макиавелли и римских
историков, он по косточкам разложил всю систему
государственного устройства послепетровской
России.
«Генеральное рассуждение» имело успех
при дворе, даже Бирон вынужден был мирно
улыбаться и молчать. Анна Иоанновна
снисходительно наблюдала за сварой между
приближенными.
Вдохновленный успехом «своей» работы
Волынский попросил Еропкина вновь взяться за
перо. В декабре 1739 года увидели свет «Примечания,
какие притворства и вымыслы употребляемы бывают
и в чем такая бессовестная политика состоит». В
них крепко досталось министру Остерману,
адмиралу Головину, князю Куракину. Волынский уже
видел себя единственным фаворитом императрицы, а
Бирона - шагающим в кандалах в Сибирь. Но немец
оказался не так прост и пошел в наступление.
В первых числах апреля 1740 года по
обвинению в краже арестовали одного из домашних
слуг Волынского - Василия Кубанца. После кратких,
но жестоких пыток он дал показания на своего
хозяина. Артемия Петровича обвинили сразу по
четырнадцати пунктам. 12 апреля императрица
отстранила Волынского от должности
кабинет-министра и приказала содержать его под
домашним арестом. Не прошло и недели, как Артемия
Петровича вызвали на первый допрос, причем в
качестве свидетелей обвинения были приглашены
его зятья - князья Алексей Нарышкин и Александр
Черкасский. Следственная комиссия полностью
состояла из русских, дабы не вызвать подозрений в
предвзятости. Естественно, в поле зрения
комиссии попали и остальные члены «новой русской
партии», прежде всего Еропкин, Хрущов,
Мусин-Пушкин, Соймонов и Де ля Судэ.
Одного за другим подследственных
допрашивали в Канцелярии тайных дел,
возглавляемую генерал-майором Ушаковым. Первым
подвергся пыткам Волынский. Поднятый на дыбу, он
после восемнадцати ударов кнутом стал молить о
пощаде и давать показания на себя и свое
окружение. Бирон надеялся обвинить его в
заговоре против императрицы, но доказательств
добыть так и не смог. Тогда он переключился на
служебные злоупотребления князя. Волынский был
человеком своевольным и охочим до денег и власти.
Он не брезговал взятками, умышленно завышал
сметы казенных расходов и за два с небольшим года
умудрился уменьшить государственную казну на
760000 рублей - сумму по тем временам огромную.
Пристальное внимание люди генерала Ушакова
уделили Петру Михайловичу Еропкину: для них не
составило особого труда выяснить, кто же
настоящий автор «Генерального рассуждения» и
«Примечаний».
Еропкина несколько раз допрашивали
без применения пыток, все-таки он был слишком
уважаем и безгрешен в глазах большинства членов
следственной комиссии. Сначала Петр Михайлович
говорить отказывался. Дыба и плеть сделали свое
дело: полковник-архитектор рассказал, что и когда
он писал по просьбе Волынского.
Анна Иоанновна выслушала итоговое
мнение следственной комиссии и 26 июня 1740 года
вынесла приговор: Волынского живьем посадить на
кол, Еропкина, Мусина-Пушкина, Хрущова и
Соймонова четвертовать, Де ля Судэ и Эйхлеру
отрубить голову, остальных сослать навечно в
Сибирь. Всего по делу князя Волынского и «новой
русской партии» проходило около 30 человек.
После вынесения приговора Петру
Еропкину сенатор Алексей Нарышкин разрыдался в
зале: «Я погубил невиновного человека! Я
чудовище!»
Уже на эшафоте зачитали указ
императрицы о замене меры наказания. Волынского
избавили от кола, отрубив прежде руку, потом
голову. Еропкина и Хрущова не четвертовали, а
обезглавили. Прочим даровалась жизнь - их
выпороли и отправили в Сибирь. Казненных
захоронили без всяких обрядов в ограде кладбища
монастыря Сампсония-Странноприимца.
Эта история имела продолжение. В 1765
году Екатерина II приказала поднять из архива
дело «новой русской партии». Внимательно изучив
его, она начертала на конверте с тремя увесистыми
томами: «Сыну моему и всем моим потомкам советую
и постановляю читать сие Волынского дело от
начала и до конца, дабы они видели и себя
остерегали от такого беззаконного примера в
производстве дел».
На общей могиле Еропкина, Хрущова и
Волынского впоследствии был поставлен памятник
работы А. М. Опекушина. Самого Волынского возвели
в ранг защитника отечества и избавителя России
от иноземной скверны. После революции и до 1991 их
называли «борцами с самодержавием». И за всей
помпезностью этих слов пропала суть того, что
произошло ранним июньским утром 1740 года на
Сытном рынке Санкт-Петербурга: Россия потеряла
великого архитектора, писателя, ученого Петра
Михайловича Еропкина. Он один мог претворить в
жизнь мечты Петра I о великом водном граде на
Неве, о Северной Венеции, но... не успел.